Приветствую Вас Гость!
Пятница, 26.04.2024, 08:12, 0
Главная | Мой профиль | Выход | RSS | Регистрация | Вход

Меню сайта

Случайная фотография

Форум

Главная » 2017 » Февраль » 4 » Михаил Дудин. Детям о блокаде.
19:21
Михаил Дудин. Детям о блокаде.


Краткая историческая справка:  Дудин Михаил Александрович.

Родился 7 (20) ноября 1916 в деревне Клевнёво ныне Фурмановского района Ивановской области в крестьянской семье. Русский. Род Дудиных был родом скоморохов, бродячих артистов и поэтов, и наверное, это определило его призвание. В 11 лет остался без матери. Учился в школе крестьянской молодёжи в Бибирево на агронома. Затем учился в Ивановской текстильной фабрике-школе, после окончания которой в 1934 работал помощником мастера на ткацкой фабрике. Одновременно сотрудничал в молодёжной газете. Начал писать стихи рано, с 1934 года. В 1937 году поступил на вечернее отделение литературного факультета Ивановского педагогического института. В 1939 году был призван в Красную Армию. Учился в полковой школе младших командиров, но не успел ее окончить. Участник войны с Финляндией 1939-1940 годов. Воевал под Выборгом, награждён медалью «За отвагу». С мая 1940 года проходит службу в гарнизоне полуострова Гангут (русское название полуострова Ханко), во взводе разведки 335-го стрелкового полка. В том же 1940 году в Иваново выходит его первая книга стихотворений «Ливень», вместе с В.Кудриным выпустил книгу «Весёлый двор».

Весь лагерь спит. Песок прохладой дышит.
И ночь плывет, торжественно тиха.
Она не замечает и не слышит
Походки легкой моего стиха.

Лишь на заливе, тину подминая,
Во всех своих желаниях вольна,
Упругий ритм стиха напоминая,
Ворочается сонная волна.

Восходит солнце, и ложатся тени,
Шиповник раскрывает лепестки,
И вздрагивают головы растений,
И к солнцу продираются ростки.

У финских сосен сизые верхушки
Совсем горят в лазоревом огне.
По-русски настоящая кукушка
Прожить два века обещает мне.
1940

Под снегом был песок и камень.
Не грунт — железный колчедан.
Киркой, лопатой и руками
Мы углубили котлован.

Стесали стенки прямо, ровно,
Досок, соломы нанесли.
Рубили лес, тащили бревна,
На крышу сыпали земли.

И вот окончена работа.
Морозный воздух в грудь вдыхай.
Сотри шинелью капли пота,
Входи, ложись и отдыхай.

Здесь пахнет потом и овчиной,
Землянка вся заселена.
И печь из бочки керосинной
До белизны раскалена.

Я спал на лавке, на кровати,
На сеновале, на траве,
В вагоне тряском, на полатях,
Я жил в гостинице «Москве».

Но здесь, где мрак, где воздух спертый,
Без простыней, без одеял
Я спал так крепко, словно мертвый,
Как никогда еще не спал.
1940

Поднималась пыль густая
Вдоль проселочных дорог,
И стучал, не уставая,
Мой походный котелок.

Пела пуля в непогоду,
Смерти кровная сестра,
Я с тобой ходил в походы,
Спал и мерзнул у костра.

Из тебя в метель ночную —
Помнишь пушечный набат?—
Пил водицу снеговую
Насмерть раненый комбат.

И однажды на опушке —
Густы ели, снег глубок —
Недобитая «кукушка»
Мой пробила котелок,

После боя раным-рано,
Как умел я и как знал,
Боевые его раны
Красной медью заклепал.

И опять пошел в дорогу,
Дует ветер, путь далек.
И подсчитывает ногу
Мой походный котелок.
1940

Участник Великой Отечественной войны с первых дней. Гарнизон Ханко героически оборонялся от финских войск до декабря 1941 года, затем был эвакуирован в Кронштадт. В осаженном Ленинграде пережил блокаду, работал в редакции газеты «На страже Родины».

Был год сорок второй,
Меня шатало
От голода,
От горя,
От тоски.
Но шла весна —
Ей было горя мало
До этих бед.

Разбитый на куски,
Как рафинад сырой и ноздреватый,
Под голубой Литейного пролет,
Размеренно раскачивая латы,
Шел по Неве с Дороги жизни лед.

И где-то там
Невы посередине,
Я увидал с Литейного моста
На медленно качающейся льдине —
Отчетливо
Подобие креста.

А льдинка подплывала,
За быками
Перед мостом замедлила разбег.
Крестообразно,
В стороны руками,
Был в эту льдину впаян человек.

Нет, не солдат, убитый под Дубровкой
На окаянном «Невском пятачке»,
А мальчик,
По-мальчишески неловкий,
В ремесленном кургузном пиджачке.

Как он погиб на Ладоге,
Не знаю.
Был пулей сбит или замерз в метель.

...По всем морям,
Подтаявшая с краю,
Плывет его хрустальная постель.
Плывет под блеском всех ночных созвездий,
Как в колыбели,
На седой волне.

...Я видел мир,
Я полземли изъездил,
И время душу раскрывало мне.
Смеялись дети в Лондоне.
Плясали
В Антафагасте школьники.
А он
Все плыл и плыл в неведомые дали,
Как тихий стон
Сквозь материнский сон.

Землятресенья встряхивали суши.
Вулканы притормаживали пыл.
Ревели бомбы.
И немели души.
А он в хрустальной колыбели плыл.

Моей душе покоя больше нету.
Всегда,
Везде,
Во сне и наяву,
Пока я жив,
Я с ним плыву по свету,
Сквозь память человечеству плыву.
1966

Лежала женщина. Лежала
В снегу на взятой высоте.
Торчала рукоять кинжала
В ее округлом животе.

Мела метель под Старой Руссой
Вдоль укрепленной полосы
И шевелила космы русой,
В морозном инее косы.

Лежала женщина. Лежала
У бездны бреда на краю.
И мертвой мукою рожала
Живую ненависть мою.
1967

Я жизнь свою в деревне встретил...
Д. Хренкову

Я жизнь свою в деревне встретил,
Среди ее простых людей.
Но больше всех на белом свете
Любил мальчишкой лошадей.

Все дело в том, что в мире голом
Слепых страстей, обидных слез
Я не за мамкиным подолом,
А без семьи на свете рос.

Я не погиб в людской остуде,
Что зимней лютости лютей.
Меня в тепле согрели люди,
Добрей крестьянских лошадей.

Я им до гроба благодарен
Всей жизнью на своем пути.
Я рос. Настало время, парень,
Солдатом в армию идти.

Как на коне рожденный вроде,
Крещен присягой боевой,
Я начал службу в конном взводе
Связным в разведке полковой.

И конь - огонь! Стоит - ни с места.
Или галопом - без удил.
Я Дульцинею, как невесту,
В полку на выводку водил.

Я отдавал ей хлеб и сахар,
Я был ей верного верней.
Сам командир стоял и ахал
И удивлялся перед ней.

Но трубы подняли тревогу,
Полночный обрывая сон.
На север, в дальнюю дорогу,
Ушел армейский эшелон.

А там, в сугробах цепенея,
Мороз скрипел, как паровоз.
И - что поделать!- Дульцинея
Ожеребилась в тот мороз.

Заржала скорбно, тонко-тонко
Под грохот пушек и мортир.
И мне:- Не мучай жеребенка...-
Сказал, не глядя, командир.

Я жеребенка свел за пойму
Через бревенчатый настил
И прямо целую обойму,
Как в свою душу, запустил.

Стучали зубы костью о кость.
Была в испарине спина.
Был первый бой. Была жестокость.
Тупая ночь души. Война.

Но в четкой памяти запались:
Мороз, заснеженный лесок
И жеребенок, что за палец
Тянул меня, как за сосок.
1959

Категория: Ленинград. Гордость, Слава, Боль. | Просмотров: 1346 | Добавил: ЛёффкО | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
avatar